На плоту по реке

   Однажды Толька Кастараков и Валерка Мижаков отправились в деревню Усть-Кезес к сестре Тольки. Толька сам был в чёрном плаще, а во что был одет Валерка, он забыл. До Усть-Кезеса двадцать километров, день был прекрасный, этот путь они прошли весело и легко. Переходили вброд какие-то речушки, гонялись в тех речушках за рыбами, сбивали прутиками верхушки трав и любовались красотами той природы, где шли: лощинами и хребтами гор, волнами спускавшимися к берегу Мрассу.
  Придя в деревню, они внимательно осмотрели её от начала до конца. Деревня начиналась у речки с названием Кезес и выходила к Мрассу, куда та речка впадала. Дома беспорядочно и вольно располагались на голом чистом косогоре. Улица, на которой жила Толькина сестра, была грязной, с жёлтыми навозными лужами, и только старый деревянный тротуар позволял жителям как-то передвигаться от дома к дому. Улица поднималась вверх по косогору, на самой середине склона мальчишки увидели затерянный в зарослях кустарника и деревьев небольшой домишко Толькиной сестры. Войдя в длинный узкий двор, они встретили детей сестры, тихо игравших на маленькой полянке с низенькой красивой травой.
  Толькиной сестры дома не оказалось, старший её сын сказал, что мама, мол, к кому-то ушла. Мальчишки не стали её искать, даже как будто обрадовались, что её не было дома, сразу же отправились в магазин, чего-то там купили. Потом зашли к Толькиным же тёте и дяде, но и там долго не смогли усидеть, так как тянуло их на воздух, ещё раз оглядеть окрестности.
  Вышли на берег Мрассу. Она около деревни широкая, медленная, спокойная. За рекой горная тайга, а сразу за деревней стоит лысая гора, почему-то называемая Осиновой. Чуть выше по течению реки за деревней начинаются скалистые берега.
  Мальчишки провели в гостях два дня, было весело, каждый вечер допоздна пропадали на вечёрках, на третий день утром, хорошо выспавшись, решили возвращаться домой. Идти пешком им не хотелось, и они задумали спуститься по Мрассу на плоту. Поэтому сразу же отправились вверх по течению реки в поисках подходящего материала, чтобы соорудить плот. Но надеялись найти готовый плот, так как много людей сплавляются по реке в это время. Никого они не предупредили, что возвращаются домой, как ушли на улицу, так и не вернулись. Толькина сестра, наверное, будет волноваться, но спросит соседей, они скажут ей, что Толька с товарищем уплыли домой на плоту. Все равно будут проплывать мимо деревни, кто-нибудь их увидит.
  Надежды их оправдались, в конце деревни за кустарник зацепился готовый плот, на него постелены были доски для сидения, и было что-то наподобие весла. Мальчишки сели на этот плот, оттолкнулись и поплыли, любуясь красивыми видами.
  После плёса вошли в извилистый перекат. Он был длинным, нескончаемым; река несла плот весело и говорливо. Толька вытащил губную гармошку, подаренную ему двоюродным братом, недавно вернувшимся с военной службы из Германии, и стал наигрывать знакомые мелодии. Валерка с явно выраженным удовольствием слушал его музыкальные упражнения, а с обгонявших их и идущих к ним навстречу лодок просили играть громче. Гармошка же и так заливалась на всю долину, подхватываемая ветром и эхом гор. Толька старался вовсю.
  Давно уже проплыли они деревню Толькиной сестры, вскоре впереди показался отражатель, устройство, ловящее сплавляемый лес. Мощно взмахивая брёвнами, прикреплёнными поперёк основных, отражатель сбивал плывущий молевой лес, и тот скользил по его блестящим, гладким бокам, сбиваясь в плотный строй. Плот мчался по очередному перекату и неумолимо приближался к отражателю.
  Мальчишкам надо было подводить свой плот к отражателю постепенно, но они, увлечённые звуками замечательной гармошки, совсем не заметили момента приближения рокового удара их посудины об это хитроумное творение сплавщиков.
  Не успели мальчишки сообразить, что к чему, как вдруг на большой скорости их плот ударился о борт грозно шевелящегося и качающегося отражателя. Левое бревно плота после удара приподнялось над отражателем, а среднее и правое, накрытые волнами и сзади напиравшими брёвнами-лесинами, пошли вместе с сидящими на них мальчишками под воду.
  Толька очутился под водой в распахнутом плаще и, открыв глаза, увидел в мутноватой воде штыри, торчащие из брёвен отражателя. Он судорожно и со страхом начал искать выход на поверхность воды из- под сгрудившихся брёвен. В этот момент там, под водой, его что-то остановило, держало так крепко, что сдвинуться с места было невозможно. Понял, что воротником плаща зацепился за один из штырей. И хотя он не отличался быстротой соображения, на этот раз проявил находчивость - не стал дёргаться, отцепляться, а просто снял с себя плащ, вытащив руки из рукавов, и быстро выплыл на той стороне отражателя. Там огляделся, увидел Валерку возле крыльев отражателя, поплыл к нему. Валерка барахтался в воде чуть ниже по течению за одним из крыльев отражателя. Толька попытался подплыть к нему или к тому крылу, где он был, но это оказалось невозможно - быстрое течение унесло его на метр-два от качающегося в воде бревна.
  Толька с ужасом обнаружил, что и до берега тоже далеко. Пытаться плыть в сторону отражателя бесполезно: быстрое течение не дало бы доплыть, более того, оно подхватило Тольку и неуклонно несло по стремнине, ещё дальше от берега. У Тольки-похолодело внутри!
  Он вдруг понял, что если не преодолеет свой страх, если поддастся испугу и станет плыть как можно быстрее, то быстрее и выбьется из сил. Поэтому решил сохранять силы, плыть медленно и в сторону, неторопливо отрываясь от стремнины.
  В это время до него донеслись крики Валерки: “Спасите! Спасите! Тону!”. То по-шорски, по-русски разносился его писклявый голос. Толька хотел было что-то крикнуть ему, но волна захлестнула его рот, у него перехватило дыхание, он долго кашлял и ничего перед собой не видел, ничего не слышал.
  Когда пришёл в себя, вдруг увидел перед собой лодочника, поднимающегося на шесте вверх по реке. Он начал орать что есть мочи. Однако лодочник не обращал на него никакого внимания. В Тольке закипела такая злоба, что если бы он был на берегу, то забросал бы этого вредного мужика камнями. Тольке показалось, что он гибнет, тонет, что последние силы ушли на вопли, и спазмы сдавили его горло; ему захотелось плакать, и он заплакал. Но всё-таки продолжал бороться за свою жизнь, грёб и грёб руками, помогал ногами. При всём при том до берега, а значит, до спасения было ещё далеко. Перестав плакать, он продолжил призывать на помощь, даже стал ругать и проклинать лодочника. Где-то рядом вопил Валерка.
  Тольке показалось, что прошла вечность, а спасения не было; он, кажется, начал терять сознание, ему что-то привиделось, но не страшное, а хорошее. Потеряв всякую надежду, он решил мужественно утонуть, поэтому реже стал махать в воде руками, особенно редко - правой рукой, в которой крепко держал свою губную гармошку.
  И когда он уже окончательно смирился со своей участью, как бы во сне он вдруг услышал грубый мужской голос: “Чего орёшь, вставай, здесь же мелко!” Толька мгновенно среагировал и, когда начал выпрямлять ноги, чуть коленями не ударился о галечник дна. Когда он встал, то вода была ему по грудь, только лишь сильное течение заставляло его скользить по гальке. Ему стало легко и свободно, вместе с тем стыдно и тоскливо, и вместо радости он почувствовал невыразимое презрение к себе. Он отвернулся от берега и заскользил обратно к стремнине, так опозорившей его только что.
  Невдалеке тоже стоял или скользил по дну Валерка, дико радуясь и хохоча. Толька, посмотрев на Валерку, чуть было со злобы не выбросил в воду свою губную гармошку, но, одумавшись, со всей силы шлёпнул ею по воде.
 Оглядевшись, увидел: чуть выше по течению, словно ковёр-самолёт, колыхался на быстрой воде его плащ. Ниже Валерки, покачиваясь, плыл их плот.
  Валерка догнал плот, влез на него и уселся на доску. Толька выловил свой плащ и, догнав плот, рухнул на брёвна, про себя проклиная деревню, жизнь, Валерку, отражатель и того лодочника. А на душе было тихо-тихо, мирно-мирно и светло!